Кендрик Уайт, основатель и гендиректор консалтинговой компании «Марчмонт Капитал Партнерс»: «Каждый год из страны уезжают сто, пятьсот тысяч молодых ученых, дипломированных специалистов – это катастрофа!»

Кендрик Уайт является одним из основоположников венчурного финансирования в России: почти двадцать лет он посвятил поддержке и развитию малого и среднего бизнеса, привлечению инвестиций в перспективные российские компании, консультированию молодых предпринимателей. В эксклюзивном интервью сайту ChelFin.ru Кендрик Уайт рассказал о том, как вырастить миллионный бизнес на сухарях и таблетках и какие идеи способны зажечь заокеанского венчурного капиталиста.

– Кендрик, положа руку на сердце, я весьма скептически отношусь к идее создания всевозможных венчурных фондов, бизнес-инкубаторов и технопарков – по крайней мере, в российском варианте. Модернизация и инновация с подачи президента стали модными словами, которые так часто звучат в выступлениях чиновников различного ранга, что уже стали общим местом и утратили смысл. Есть ли в России хотя бы с десяток-другой реальных, осуществленных проектов?

– За те двадцать лет, что я занимаюсь венчурным финансированием, я видел много действительно интересных инновационных проектов – в том числе и в регионах. Разумеется, их могло быть в разы больше, но беда в том, что многие перспективные идеи не встречают поддержки на предпосевной стадии: нет бизнес-ангелов, которые могли бы инвестировать средства в интересную разработку, а банки на стартапы кредиты, как известно, не выдают. В некоторой степени это обусловлено тем, что ученые и инноваторы имеют весьма отдаленное представление о бизнес-плане, этапах коммерциализации проекта, прогнозируемом объеме продаж, сроке возврата инвестиций... Естественно, при таком раскладе не найдется инвестиционного фонда или банка, который готов будет «прыгнуть» в даже в самый многообещающий проект – риск слишком велик. В свое время я увидел эту нишу: консалтинговые услуги молодым компаниям, которые имеют прекрасную, перспективную идею, но не знают, как найти доступ к венчурному финансированию, – и постарался занять ее. В скором времени при содействии Российской венчурной компании мы откроем в Нижнем Новгороде Центр предпосевной подготовки, а в ближайшие два года еще десять таких центров появятся в разных регионах страны – надеюсь, и в Челябинске.

– Венчурные фонды готовы поддерживать только инновационные проекты? И что Вы вкладываете в понятие «инновация»?

– Инновации – это не только высокие технологии, научные открытия и изобретения с приставкой «нано-». Я подразумеваю под словом «инновация» все, что позволяет добиться более высокой эффективности бизнес-процессов, создать уникальное конкурентное преимущество продукта, использовать в производстве новые материалы, увеличивая тем самым срок службы или улучшая потребительские качества продукции. Словом, инновации – это не только высокие технологии, но и модернизация конкретного предприятия, производственного процесса, продукта. Шеф-повар ресторана может изобрести авторский рецепт и включить в меню новое блюдо – и это тоже инновация!

– Какие сферы бизнеса сегодня кажутся особенно привлекательными венчурным капиталистам?

– Безусловно, IT-сектор. Любые новые разработки в данной сфере традиционно встречаются венчурными инвесторами с большим энтузиазмом. Причина очевидна: для запуска проекта нужно собрать вместе несколько молодых креативных людей, арендовать маленький кабинет в офисном центре и приобрести несколько компьютеров – и команда может браться за выполнение первого заказа на разработку сложнейшего программного обеспечения или создание сайта. Это самый простой путь. И в Москве есть целый ряд технопарков и бизнес-ангелов, которые готовы вкладывать деньги в подобные проекты. Но я уверен, инновационные изыскания не должны ограничиваться только программированием и созданием сайтов, новые идеи нужно искать и в сфере нанотехнологий, биотехнологий, синтеза новых материалов. Людям нужны инновации в реальной, повседневной жизни – новое поколение автомобилей, электроники, новые лекарства, одежда из «умных» тканей...

16–17 ноября 2011 года в Челябинске пройдет ежегодный инвестиционный форум бизнес-лидеров «Инновации для бизнеса»

– Исторически сложилось, что лучшие научные лаборатории сконцентрированы в закрытых городах. Есть они и в Челябинской области. Насколько реально молодым ученым из Снежинска или Озерска получить финансирование под свой проект?

– Действительно, есть имеющие стратегическое значение сферы науки – прежде всего, космические исследования и ядерная физика, – которые остаются закрытыми. Но за последние пару десятилетий произошли огромные изменения. Далеко за примерами ходить не нужно: Нижний Новгород, где я сейчас живу, двадцать лет назад был закрытым городом, и иностранцу попасть туда было практически невозможно.

Есть два варианта финансирования инновационных проектов. И в СССР, и в США во время холодной войны исследования и разработки в стратегически важных сферах финансировались по принципу «топ-даун» («сверху вниз»): выделялись колоссальные средства на государственные программы по запуску космических ракет, высадке человека на Луне, созданию новых видов военной техники. Коллективы «невыездных» ученых в закрытых научных городках по заданию партии занимались научными разработками в условиях полной секретности. И это было в порядке вещей. Но в современной инновационной экономике получил распространение иной принцип – «боттом-ап» «(снизу вверх»): ученые разных стран работают над решением важной проблемы параллельно, в тесном сотрудничестве. Глобальное потепление, новые лекарства, генетически модифицированные продукты – все это слишком сложные задачи. В одиночку можно биться над созданием лекарства от рака хоть сто лет – и безрезультатно. А можно разбить задачу на мелкие аспекты, и «съесть слона по кусочкам».

При этом, как известно, революционная идея может родиться в голове у любого студента. И замечательно, что у студентов российских вузов появилась возможность участвовать в международных исследовательских программах, получать гранты. Ведь новое поколение студентов уже не готово заниматься чистой наукой на голом энтузиазме – они мечтают стать богатыми, основать собственные компании. Российские ученые умеют генерировать абсолютно гениальные идеи, и закрытость, оторванность от мирового научного сообщества была бы просто губительна. Это плохо для России и плохо для планеты.

– В качестве примера значимости венчурного финансирования, как правило, приводится Кремниевая долина в Калифорнии. В России в качестве образцового инновационного кластера позиционируется Сколково. В чем Вы видите слабые и сильные стороны российской копии Silicon Valley?

– Признаться, я до сих пор не был в Сколково, потому не могу найти его на карте (Смеется.). Где-то под Москвой... Но я встречался с несколькими представителями бизнес-школы «Сколково», в том числе и с одним из отцов-основателей Сколково Крейгом Барретом, который долгие годы занимал должность исполнительного директора компании Intel. Он рассказал о первых результатах и поделился со мной идеей создать виртуальный аналог Сколково, чтобы компания, зарегистрированная в Челябинске или Томске, также имела возможность получить экспертную консультацию, финансовую поддержку. И если еще полгода назад присутствовал некоторый скепсис, то сейчас я вижу, что там реальные люди занимаются реальными делами. Но, опять же, если Сколково останется закрытым наукоградом, это будет потемкинская деревня. В чем секрет успеха и уникальность Кремниевой долины? В абсолютной открытости – новым людям, новым идеям. Бедный студент может встретиться за чашкой кофе в кафе с бизнес-ангелом, владельцем многомиллионного состояния – познакомиться, пообщаться, сделать инвестиционное предложение. Для регистрации новой компании в Silicon Valley потребуется два дня и 35 баксов. Так что мало построить Сколково, нужно создавать инновационную отрасль, поддерживающую чистую науку, коммерциализировать интересные, перспективные проекты.

– Предпосевная подготовка – пожалуй, один из самых сложных и важных этапов любого проекта. Какие наиболее типичные ошибки совершают российские инноваторы и предприниматели при общении с венчурными капиталистами?

– О, сколько проектов я отсмотрел за двадцать лет – сотни, наверное! Не так давно мне довелось быть судьей в конкурсе бизнес-проектов на молодежном форуме «Селигер», а в прошлом году я входил в судейскую коллегию российского конкурса БИТ. И я могу с уверенностью сказать: ситуация изменилась кардинально – еще пять лет назад ни один инноватор не мог дать четкого ответа на простой вопрос: «Где рынок»? Все ученые настолько увлечены идеей, разработкой, что не видят ничего вокруг, ценность открытия возводится в абсолют. Но если нет людей, которые готовы купить изобретение, значит, это не великое открытие. Или же оно может найти более удачное применение в иной сфере. Это законы бизнеса. И если инноватор хочет привлечь инвестиции, он должен четко понимать, что его открытие должно иметь не только научную ценность, но и большой коммерческий потенциал. Сейчас молодые ученые, презентующие свою разработку, готовы ответить на подобные вопросы, например, так: мое изобретение – это новейшее диагностическое оборудование, которое может быть интересно 200 научным лабораториям в России, первоначальная сумма инвестиций и срок окупаемости таковы, ежегодный прирост продаж составит порядка 20%, а через несколько лет, после прохождения сертификации, возможен выход на европейский рынок. Только такие проекты я как бизнесмен готов рассматривать и оценивать. Научная ценность идеи – это второе. Инноватор и его искренняя вера в успех, подкрепленная финансовыми расчетами, – вот главное. Я как инвестор мечтаю услышать: «У меня есть идея, способная изменить мир. И мы через пять лет заработаем на этом миллиард долларов». (Смеется.)

– А западные, и прежде всего, американские, инвестиционные фонды, по Вашим наблюдениям, проявляют сегодня интерес к российским проектам? Или чтобы создать новый Google, молодым предпринимателям нужно все же приехать в Кремниевую долину?

– Это серьезный вопрос. Действительно, у России есть негативный имидж, и это удерживает многие инвестиционные фонды от намерений вкладывать деньги в российские проекты. Китай и Индия, соседи России по БРИК, в этом плане продвинулись далеко вперед: там разворачивают производство крупные концерны, выпускающие продукцию под всемирно известными брендами. А при мысли о России западные инвесторы в первую очередь вспоминают мафию, коррупцию и административные барьеры.

– Ну, это не так уж далеко от реальности...

– Да, это правда, но лишь отчасти. Это черная сторона российской действительности, но есть и светлая. Молодые российские бизнесмены, получившие образование в лучших университетах Англии и Америки, строят успешный бизнес по западным канонам. Но эти истории не освещают в западных газетах. Действительно, многие американские компании боятся выходить на российский рынок, но корпорации, которые уже давно открыли здесь представительства и дочерние компании – Coca-Cola, PepsiCo, Cadbury, Schweppes, Danone, General Motors, Ford и прочие, – уходить не собираются. Более того, видят хорошие перспективы для развития бизнеса в России. Не исключаю, что на совещаниях высшего руководства этих компаний также неоднократно высказывалось недовольство коррупцией и административными барьерами. Но, видимо, конечный результат оправдывает эти издержки и трудности.

Не стоит забывать, что Россия на протяжении семидесяти лет была отгорожена от мира «железным занавесом», экономика страны развивалась главным образом за счет добычи и экспорта полезных ископаемых. Нужно время, чтобы перестроиться на новые рельсы, а главное – чтобы изменился менталитет, чтобы люди поняли ключевые принципы рыночной экономики, научились пользоваться появившейся у них свободой. Свобода – это большая ответственность, которая многих пугает.

– Ну, это большой бизнес, который строится по особым законам. А готовы ли американские бизнес-ангелы инвестировать средства в проекты молодых российских ученых и предпринимателей?

– По всем канонам бизнес-ангел должен находиться не за океаном, а на таком расстоянии, чтобы он в любой момент мог приехать и принять участие в обсуждении каких-то важных вопросов, поделиться своим видением. Я верю, что в России должны появиться собственные бизнес-ангелы. За последние четыре года я помог организовать в регионах восемь клубов бизнес-ангелов. Помню, первое предложение о создании такого клуба, которым я поделился со своими друзьями в Нижнем Новгороде, было встречено восклицаниями: «Ты – крейзи американец!». Но я не сдался, и с фанатичным упорством старался донести эту идею – ее нужность, актуальность, полезность – на различных бизнес-форумах. Сейчас клубы бизнес-ангелов есть во Владивостоке, Астрахани, Волгограде, Екатеринбурге, Томске, Новосибирске, Санкт-Петербурге, Челябинске, а в Москве их уже четыре или пять. Единственное, что пока сдерживает рост числа таких объединений – это то, что успешные российские бизнесмены в большинстве своем находятся еще в том возрасте, когда не принято думать о продаже бизнеса и отходе от дел. А на счету настоящего бизнес-ангела – десятки завершенных проектов, и подчас он инвестирует в какой-то проект из чистого любопытства, будучи готовым к тому, что из десяти стартапов «выстрелит» только один, но прибыль, которую он принесет, с лихвой покроет все издержки. Так что должно вырасти новое поколение предпринимателей, которые понимают, что нужно инвестировать в развитие, направлять прибыль на повышение капитализации бизнеса, а не стремиться вывести кеш-флоу в свой карман. И если сейчас в России около двух тысяч бизнес-ангелов, то через пять лет их станет двадцать тысяч, а через десять лет – двести тысяч. К слову, в Высшей школе экономики уже появилась новая программа бизнес-образования – венчурный менеджмент. Это хороший знак.

– Вы очень оптимистичны в оценках. Скажите, а инвестиционное сообщество ожидает каких-то важных перемен от грядущих президентских выборов в России?

– Уффф... Большинство моих знакомых, молодые предприниматели, рассуждают примерно так: абсолютно без разницы, кто сядет в президентское кресло: Путин, Медведев, Зубков... И мне очень грустно это слышать: «Не стоит идти на выборы, голосовать – это не важно...». Это важно! Потому что Россия должна выбрать путь развития – будет ли это экономика, завязанная на добыче нефти и природных ресурсов, или инновационная экономика. Два потенциальных кандидата, которые сегодня представляют собой своеобразный политический тандем – это две различные философии, разные взгляды на будущее страны. Простые люди зачастую не замечают этой разницы, а потому остаются совершенно инертны – что бы ни происходило, народ безмолвствует. Но я, иностранец, полжизни проживший в Америке, а полжизни – в России, вижу эту разницу. На мой взгляд, Дмитрий Медведев в последнее время предлагает очень серьезные вещи. Государственные чиновники высшего ранга постепенно выходят из советов директоров крупнейших компаний с государственным участием в капитале, и на их место приходят независимые управляющие директора, нередко – с опытом работы в крупнейших мировых корпорациях. Кроме того, сейчас много говорится о второй волне приватизации, которая, в отличие от пресловутой программы Чубайса, не будет представлять собой банальный передел собственности. Не стоит сейчас оглядываться назад и огульно ругать реформы начала девяностых, гадать, как можно было избежать ошибок. Мы все приобрели опыт, хоть и набили шишек, – и это главное. Новая волна приватизации должна пройти через проведение публичной эмиссии ценных бумаг, и это действительно обеспечит очень серьезные поступления в госказну. У Медведева, как мне представляется, есть долгосрочное видение диверсификации экономики – за счет постепенного снижения доли налоговых поступлений от нефтегазовой отрасли и повышения роли среднего и малого бизнеса. Ведь как бы не была богата страна природными ресурсами, придет время, когда залежи нефти, газа и железной руды иссякнут, и думать о будущем нужно уже сегодня. Вообще, я считаю, нефть для любого государства – это опасный наркотик. Вот закончится через двадцать лет нефть в Арабских Эмиратах, и на что они будут жить в своих шикарных дворцах и небоскребах?

– Вы полагаете, что России удастся перестроить национальную экономику?

– Закон рыночной экономики – или развивайся, или умирай. Нравится или не нравится, но Россия уже не отделена «железным занавесом» от остального мира, ее затрагивают все процессы, происходящие в мировой экономике. Мы живем в одном большом мире. И «Лукойлу» нужно завоевывать позиции в конкурентной борьбе не только с «Роснефтью», но и с BP. Это факт. И если у российских компаний не будет достаточно средств для модернизации, если менеджмент не будет заинтересован в инвестициях в развитие производства, через пять лет их продукция окажется абсолютно неконкурентоспособной.

Пока крупнейшие отечественные корпорации не готовы вкладывать деньги в инновационные идеи и разработки российских ученых, им гораздо проще закупить новейшее оборудование за рубежом. И студенты российских вузов, у которых есть голова на плечах и прекрасный багаж знаний, не верят в то, что они могут добиться жизненного успеха в родной стране, реализовать все свои амбиции и планы. Они говорят себе: «Лучше я поеду в Америку и постараюсь подороже продать свою светлую голову какой-нибудь крупной американской корпорации, буду зарабатывать 100 тысяч баксов в год!». Если каждый год из страны уезжают сто, пятьсот тысяч молодых ученых, дипломированных специалистов – это трагедия, катастрофа! Первый кризис – 2008 года – и тот, что сейчас разворачивается на фондовых рынках – это сигнал: самое время избавляться от болезненной зависимости от котировок на нефть. Это точно так. Конечно, пусть Россия продолжает экспортировать нефть – так долго, как только это возможно – и получает хорошую прибыль. Но если российская экономика в ближайшие годы не будет диверсифицироваться, если не будет создан реальный механизм для поддержки инновационных идей, у России нет будущего. Я оптимист по натуре и не верю в столь катастрофичный вариант развития событий. (Смеется.) Я знаю много думающих молодых людей, начинающих предпринимателей, у меня много друзей на Facebook, я вижу – надежда есть. Потому что многие из числа моих знакомых признаются, что хотели бы жить, воспитывать детей и строить бизнес именно здесь, потому что любят свою страну, русскую зиму, русский характер, родную речь. И это здорово! В Америку можно съездить в отпуск – посмотреть Кремниевую долину, завести интересные знакомства, почерпнуть интересные идеи – а жить все же лучше в родной стране.

– Кендрик, а как получилось, что вы, молодой дипломированный специалист по макроэкономике, со степенью МВА, оказались в постперестроечной России?

– О, это долгая история! (Смеется.) Я – настоящий американец, родился в Бостоне. Увлечение русской историей и культурой пришло в мою жизни, когда мама, художник, пригласила в гости одну из своих учениц – Татьяну, русскую эмигрантку. Мне в то время было, если не ошибаюсь, лет десять. И я видел, с каким бесконечным уважением и вниманием мама встречала гостью, как дорожила ее мнением. Даже борщ специально для нее сварила! Мне запомнился этот вечер: мы пили чай, слушали музыку Сергея Рахманинова, и Татьяна показывала мне альбом с фотографиями Санкт-Петербурга, откуда она была родом. Бросалось в глаза, как сильно она скучала по родине: хоть и была счастлива в браке с американским мужем, но душа рвалась в Россию. Она была настолько хорошо образована, интеллигентна, элегантна, что я был просто покорен. И я задумался: почему между нашими странами существует «холодная война»? Почему советский генсек и американский президент держат палец на красной кнопке, угрожая миру ядерной войной? И я решил выяснить: где корень зла, изучить принципы капитализма и социализма и найти точки соприкосновения и примирения полярных позиций. Так я и стал специалистом по макроэкономике, специализирующимся на развивающихся странах, перечитал уйму научных трудов, от Адама Смита до Карла Маркса и Бухарина, прошел полугодовую стажировку в Лондонской школе экономики, чтобы получить степень бакалавра. Тема моей диссертации: «Где ошибся Карл Маркс?». (Смеется.) Так или иначе, после защиты я получил выгодное и весьма лестное предложение от крупного банка ABN-Amro в Чикаго, где и проработал следующие семь лет. Надо сказать, я был на очень хорошем счету, и еще через пару лет мог занять кресло вице-президента. Но в 1991 году мне в руки попала книга Григория Явлинского: «Окно возможностей». Это была тонкая брошюра, которую я осилил буквально за пару часов. Я закрыл книгу и воскликнул: «Какая дурацкая идея!». Построить рыночную экономику в отдельно взятой стране за 500 дней – это шоковая терапия. На это потребуется самое меньшее сорок лет! Было очевидно, что в стране в ближайшие два-три года будет царить полный хаос, и туда, увидев в России последний Клондайк, устремятся западные акулы бизнеса, стараясь ухватить кусок пожирнее. В результате этого заведомо неудачного эксперимента новая Россия может вновь вернуться к модели Советского союза: появится новый диктатор и наши страны вернутся к «холодной войне». Надо сказать, что я как раз получил степень МВА школы бизнеса Kellogg Graduate School of Management, Northwestern University, и просто бурлил энергией. Я подумал: «Сейчас или никогда!» – попросил в банке предоставить мне двухгодичный «отпуск» для прохождения стажировки за рубежом и записался в волонтеры американской программы технической помощи. Когда я сообщил друзьям, что уезжаю в Россию, они подумали, что я спятил: отказаться от солидного и высокооплачиваемого места в банке, налаженной жизни ради полной авантюры. Я приехал в Нижний Новгород, познакомился с Немцовым, Явлинским и организовал Центр поддержки малого и среднего бизнеса: пытался дать первому поколению молодых предпринимателей хотя бы базовое представление о принципах рыночной экономики. Был инициатором создания Волго-Вятского консалтингового центра, который консультировал предпринимателей в сфере бизнес-планирования и привлечения финансовых ресурсов. И через два года уже было собрался вернуться в Чикаго, к прежней благополучной жизни, но тут мне неожиданно поступило предложение российского бюро компании PriceWaterhouse Coopers – возглавить департамент корпоративных финансов. И, поскольку размер предложенного мне вознаграждения был в три раза выше моей зарплаты в чикагском банке, я решил остаться в России еще на два года. (Смеется.) За это время на базе Российского центра приватизации я создал консалтинговую компанию, фокусирующуюся на оказании приватизированным предприятиям услуг по реструктуризации и организации привлечения акционерного финансирования. А кроме того, я встретил любовь всей моей жизни, которая стала моей женой и наотрез отказалась уезжать из России. И я сделал ставку на Россию. В 1998 году я возглавил региональный фонд венчурных инвестиций Quadriga Central Russia, финансируемый Европейским банком реконструкции и развития (ЕБРР) и немецкой банковской группой KfW. Фонд инвестировал около 50 млн долларов в перспективные компании региона, реализовав целый ряд успешных инвестиционных проектов. Ну, а в 2005 году учредил в Нижнем Новгороде собственную консалтинговую компанию «Марчмонт Капитал Партнерс».

– Какой проект Вы вспоминаете с особенной гордостью?

– Воспоминания о каждом проекте доставляют мне настоящее удовольствие. Знаете сухарики «Три корочки?». Это один из моих проектов. За четыре года капитализация компании «Бриджстаун Фудс», которая выпускала продукцию под этой маркой, возросла с одного до 140 миллионов долларов. Это был настоящий успех.

С особой теплотой я вспоминаю и то, как почти двадцать лет назад ко мне на лекции приходили три студента – Андрей Младенцев, Юрий Гайсинский и Евгений Слиняков. Всегда занимали в аудитории места в первом ряду, внимательно слушали все, что я говорил, а после семинара окружали плотным кольцом и задавали тысячи вопросов. Эти три молодых человека за 50 тысяч долларов приобрели на приватизационном аукционе находящуюся в глубоком упадке фабрику «Нижфарм». Инвестировали в производство собственные деньги, выплачивали сотрудникам нормальную зарплату – и не по бартерным схемам, водкой, а живыми деньгами, что в то крейзи-тайм было редкостью. Позже, уже в 1998 году, я содействовал тому, чтобы фабрика получила финансирование по линии ЕБРР – 10 миллионов долларов в обмен на пакет в размере 25% акционерного капитала компании, и в качестве представителя банка вошел в совет директоров. На полученные средства произошла полная реконструкция завода, замена оборудования, открытие новых производств в соответствии с международными стандартами GMP и ISO 9000 – «Нижфарм» была первым российским фармацевтическим предприятием, которое получило эти сертификаты, дающие возможность продавать продукцию и за рубежом. Одновременно произошло и значительное расширение объемов и ассортимента выпускаемой продукции И в 2004 году, через десять лет после приватизации, компания вошла в состав крупного международного фармацевтического холдинга STADA, а сумма сделки составила 125 млн долларов. Сегодня это один из лидеров фармацевтического рынка России, и лекарства, выпущенные «Нижфармом», можно приобрести не только в каждой аптеке в любом российском городе, но и в Германии. Лично я на этом проекте не обогатился – нет, я просто выполнял свои обязанности и получал зарплату, пусть и весьма высокую по российским меркам – но когда я вспоминаю пройденный нами путь, меня переполняет радость и гордость.